Первый и второй
КАК ЖИВЕТСЯ, ТАК И ДЫШИТСЯ
Прошло-пролетело; течет и меняется. Имея немереные пространства, в какой-то позорный момент страна накрылась Подмосковной простынею, где развернулись основные тусовки по созданию частной собственности с допуском к пирогу крайне ограниченных, какая уж тут богом забытая Маевка! Жизнь людей, всей нашей задерганной и замордованной планеты становится все капризнее, неуправляемей, неожиданней, завинчивая одну тугую спираль за другой. Но извечный вопрос, когда-то поднятый в порядке душевного поэтического соболезнования любопытствующим русским стихоплетом, продолжающий бередить мужицкую душу, кому на Руси жить хорошо, обрастая новыми посылами и заумными философскими бреднями, так и остается открытым для деревенского жителя. Досыта испытав ненасытного барского рабства, познав Советскую власть и ее твердокаменных командиров, не знающих пощады ни к ближним, ни к дальним, ни к Богу, ни к черту, вдоволь нахлебавшись новых экономических претворений с разными изначальными парадигмами, не являясь серьезной загадкой, этот самый великий социально-нравственный сублимированный эксперимент остается противоречиво-загадочным на века и последующим поколениям! Кажется, чего тут гадать, когда ясно слону, у кого получается и кому пофартило получить своевременную поддержку и сытную должность чиновника, тот и живет, рябчиков поедая, на масляной роже написано, истина в банковском сейфе иль, по старинке, в чулке под подушкой. И нет на него более конкретного ответа не потому, что он сложен на самом деле, а потому, что прост до безобразия и на поверхности: тем, на Руси хорошо, кто над властью, теряющей укорот, и хуже, чем покорному насельнику зачуханной захолустной деревни не было и никому больше не будет. Как было со дня сотворения мира и всеобщего принуждения и продолжается с небольшими временными послаблением.
Но, в чем парадокс, стоит лишь оглянуться повнимательней, отбросив предвзятость, которая так же мешает быть объективным судьей происходящему, всмотреться и, парадокс, умывающихся горючей слезой безысходности не так чтобы много. Людишки как-то приспосабливаются, умирают беззвучно или выкручиваются, продают черту душу, поскольку нормальной надежды на власть не было, нет и не предвидится, кроме громких речей и кучерявых обещаний, куда-то карабкаются, сводят концы с концами, суетятся на радость ближним и на злобу соседу, без чего в России не получается никогда; впрочем, не только в России, бацилла всеобщая и мировая, а лечить, хорошо или плохо попытался лишь единственный человек на всей планете и на все времена. Напуская на себя маску добропорядочности, преступают мораль и нравственность, которую, опираясь на божьи заповеди, сами вырабатывали на всеобщее благо, оставаясь повседневно шевелящейся биомассой чего-то суетящегося и вроде бы мыслящего, среди которого как-то ничтожно мало счастливых и удовлетворенных, поскольку основное – все же планктон. Мир суматошится, вертится, словно на раскаленном вертеле. Под маской бесстыдной порядочности, мошенничает крупно и мелко, как подвернется, наплевав на крест и мораль недалекого прошлого, позволявшего жить с большим уважением к себе и окружающим, подворовывает, с небывало расширяющейся легкостью и удивительно безнаказанно, убивает друг дружку, в больших войнах и просто, в бандитских разборках и вымогательствах, подтверждая, что в полном говне, из которого выбираться никак не спешит. Убивает, не раздумывая. Бесстыдно и запросто, как сигарету прикуривает, утверждая, что подобную природу кровожадного хомосапиенса изменить не возможно. Убивает изощренно безжалостно, включая детей, мародерствует целыми милицейскими бандами на проезжих дорогах!
И тишина… там, за величавым Кремлевским забором в башенках, облитых бесплатной крестьянской кровью. Глубокая замогильная, не тревожащая своим анахронизмом уважаемых власть предержащих, словно бы ничего не видящих и не слышащих. Парадокс невменяемости? Страх навлечь гнев расплодившегося жулья? Вот и вспомните о самодуре Дзержинском, господа интеллектуалы непонятно какого разлива, тихо и полу удовлетворенно, добравшись до приличной кормушки, посапывающие в носовые платочки… Хотя таких ничем не проймешь, включая самую надменную сытость и демократическую вседозволенность чесать языком, не в пример деревенской, которой как не было, так и не предвидится…
Все есть, богатейшая страна в мире, которой завидуют справа и слева, включая жлобствующее Забугорье! Семнадцать с половиной миллионов квадратных километров – площадь российских просторов, из которых только пашни, считать, не пересчитать, да добрая треть пространств занята лесами – еще несметное богатство, между прочим, опять недоступное мужику, но вполне доступное и безнаказанно любому хапуге, на удивление добросовестно защищаемое этой же бесстыдно безнравственной властью. Ну, это в плюсе, чохом на всех, с учетом общего сельскохозяйственного назначения. А в минусе процента три под заповедниками, городами и промышленностью, дорогами более миллиона гектаров, да под стратегическими объектами раз в пятнадцать побольше; одно только военное министерство оттяпало более 140 тысяч гектаров. Но все равно, чтобы осчастливить деревенский народ хватает с лихвой, а бесплатно получить шансы нулевые, что знают все, и давно ни на что не надеются. Вот нефть и газ новым владельцам раздали за просто так… Ну, почти за так, с налогами, не соответствующими наживе и прибавочной стоимости и под государственные залоги с договорными аукционами, а землю народу – шиш с кукишем без всякого маслица, к земле другие подходы.
Ясно без арифметики: несмотря на огромные территории, землицей нашей по-прежнему владеют не проживающие на ней в седьмом-десятом поколении замордованные трудники, вдоволь не пивавшие никогда ничего, кроме мутного самогона, похожего на жиденькое молочко, а вовсе другие, из вновь народившихся и назначенных преобразователей социалистической системы в капиталистическую. Как не было ее в массовом употреблении, так и нет, и теперь уже, с введением хитро-мудрых законов о свершившейся приватизации, владеть никогда не будут. В настоящее время, как сообщает статистика, в собственности населения менее десятой части всей пашни. В основном это наделы, доставшиеся работникам колхозов и совхозов при ликвидации бывших хозяйств. А остальные девяносто процентов земельного фонда государственные, и находится в управлении людишек разного уровня, которые уже и государству практически не подчиняться.
Вот-те и фурункул в не подобающем месте; царский министр для решения аграрного вопроса за короткое время сделал гораздо больше, чем нынешние лиходеи страны, по старому счету, за три обычные пятилетки. Он разработал и довел до принятия в Думе десяток важных законов, создал Поземельный банк, благодаря помощи которого миллионы безземельных крестьян переехали в Сибирь. Пробил средства на материальную поддержку и выделение больших участков, хотя в те времена свободной земли для раздачи как раз и не было, иногда выделяли просто целину и пеньковые гари. А сейчас не в Сибирь, где в целинную эпопею все перепахано-перелопачено, из Сибири бегут. Но еще более важное, что никак основательно не решается начатое графом, успевшем бесплатно и ответственно без приписок размежевать пятую часть общинных земель и только наращивал темпы…
Да хрен бы с ними, пусть будут огромные обрабатываемые массивы, принадлежащие крупными хапугами в московских кепках и парижских малиновых пиджаках, удивительно бережно опекаемыми высшими чинами страны, будто не видящими что это за дерьмо и ворюги высшего класса! Пусть, хотя земелька эта досталась им, конечно же, не столько по справедливости, а исходя из надуманных постановлений, обездоливших сотни тысяч других безденежных, кто на отшибе у власти, изрядно напуган прежними деспотиями и за топор не возьмется, за топор берутся другие, удачно избегая суровой расплаты. Бог с ними, пусть владеют, по случаю прихватив и отобрав у мужика, которому она принадлежала и должна принадлежать, являясь главной святостью, и шмат ее, в пару-тройку гектаров, не меньше, должен быть в первую очередь у деревенского тугодума. Более того, у каждого младенца, появляющегося на свет в захолустной тесноватенькой избенке, должно быть узаконенное право на серьезную площадь не в пять-пятнадцать соток, а не менее гектара. Чтобы со дня рождения, Российским Актом на вечное и узаконенное, что бы, при случае, этим хоть как-то… И вообще центром мироздания будущего должна стать деревня, породившая всю Россию – вот и все светлое будущее простого мужицкого бытия и великой страны – усадьба, которую надо возрождать, а не уничтожать безжалостно и тупо. Поднимать из пепла, объединяя в те же самовыживающие укрупненные земельные массивы с другим и соусом и живительной начинкой, опирающейся на справедливое распределение получаемого народного дохода, разработанного еще академиком Чаяновым, названного крестьянской утопией.
Нет в России серьезной и обоснованной модели экономического и социально-нравственного развития деревни, как центра святого мироздания и его нравственности, значит, нет пока и России и другим способом ее уже не восстановить. Не с окольцованной Москвы, а с убогой и заброшенной деревни подниматься раздерганному отечеству с колен! Ой, не с Москвы, обирающей до исподнего всю державу! С работящего, молчаливого трудоголика, самозагружающегося без подгонялок надсадной работой на той самой земле, которая его и кормила во все времена, включая и дореволюционные. Не надо придумывать заумно бестолковое, вернуть в прежних колхозно-совхозных границах; те, кто придумывал эти границы еще умели слышать боль мужицкого сердца, чего у нынешнего молодняка и в понятии нет. Нарезать бесплатно, никак не иначе, по числу едоков, ее мужик давно заслужил. Мужик, не всякие Батурины да Лужковы: надо же, кого нашли в главные землепашцы, развернувшиеся не в Сибири, им краснодарские да воронежские черноземы гони при поддержке местных князьков-губернаторов! Да создайте правовую основу на пожизненное и бесплатное владение этим наделом, избавив от соблазна пропить-перепродать, и шаг за шагом, в душу-то… Шаг за шагом, с упорам на детвору и ее будущую нравственность, хоть и без галстуков, что в деревне и проще и естественней… Ну, а бросил родимые бугорки-ложбинки, березки-осинки, рванул в город за длинным рублем – вольному воля… И с лесом, лесу тоже ведь надо, чтобы домик построить. Не хибару-избушку на курьих ножках: дом с верандой и мезонином, если фантазии хватит и топор послушен пытливо твердой руке. Банешку, сарайку, навесы с амбаром и пристройками, как крепкие деды живали. Кубов будет за двести. Что, нету возможности – бесплатно? А сколько сгорает каждый год потому только, что ничейное? В Китай да Финляндию уплывает, не пополняя казну? Считать надо. Арабы или кто они там, нефтедолларами детей заранее наделяют, другое всякое, а Россия выкатили две самых великих идеи за деньги детишек учить и за деньги народ от мужицкой надсады лечить, и довольная, ухмыляется сытыми депутатскими рожами с каждого телеэкрана, от которых воротит давно. Серьезные капиталисты взялись за ум, Маркса штудируют, а наши обалдуи последний скоро на молоденьких баб изведут.
А лес, между прочим, и к нашему счастью, несметный самовосстанавливающийся ресурс, идущий в руки почти без затрат. Не копаясь в шахтах и штольнях, разрезах и скважинах, даже не забрасывая сети в моря-океаны, которые так же давно и упорно кормят вовсе не Россию, но способные, не напрягаясь, кормить поколения!
Вожди-президенты, мать бы их в бабий корсет! Пашни в стране мереть, не перемерить, как во всех государствах Европы вместе взятых, а народ нищей и опять безземельный. Не то, что пахать на себя, сеять и кормить семью, как вроде бы должно по обычной человеческой справедливости, не имеет возможности построить приличный домишко из родного бесплатного лесу, не говоря об усадьбе. Выжали в город на потребу ушлым предпринимателям, как рабсилу и рынок вечного спроса.
Вот те и кому как живется! Да как изловчился, зацепившись за шершавенький бугорок удачи, сбивается на окраинах промышленных мегаполисов, а с этой землей-кормилицей… хуже, чем с девкой в бордели.
Советская власть нормального работящего мужика до исподнего раскулачила. В глушь и тайгу, на Соловки на перековку под одобрительные рассусоливания высоколобых интеллектуалов типа Максима Пешкова, сын которого и жена служили все же Белой России. А нынешняя? Нынешняя что же творит, лишая последней надежды на мужика и его здравомыслие? А нет куска собственной пашни, надежной крыши над головой, нет и мужика, товарищи-господа новой волны, какая бы у него не была производительность – на себя ведь горбатится и как-нибудь разберется, втрое-вчетверо не заломит.
Непонятно? Да все вам понятно, не наводите тень на плетень, как быдлом считали обычного деревенского трудягу, тем и считаете, нагловато хихикая, да крепеньким запивая, совсем не кваском.
Нет русского мужика. Извели, продолжая прежнюю линию, уничтожившую душу России – общинность, вместо того, чтобы укрепить и развить, на что умишка также надо немало. Только шиворот навыворот извели, насильственно и противозаконно, под видом создания крупно прибыльного сельскохозяйственного производства на агропромышленной основе и очередного наемного труда, с насаждением нового барства. Насильственно выкорчевали, перещеголяв бестолковую Советскую власть.
Зато свалками, включая мегаполисы и Москву, занята территория больше Бельгии, оврагами размыто и ускоренно продолжает исчезать с лика земли сопоставимо с размерами Израиля, увеличивая и расширяя эти размеры. Да еще размером с Ямайку, как подсчитали специалисты, повреждено в результате промышленной добычи полезных ископаемых.
Широко живем, господа управители! С русским размахом, но крайне бесхозяйственно, не затрагивая другие болячки.
Россия не просто богатая, баснословно богатая, качай, не перекачаешь. И кто-то успешно качает, наращивая неправедный капитал в виде золотых парашютов и прочих издевательских заморочек, упрямо не замечаемых государством, с чем нормальный народ никогда уже не смирится. Никогда – жлобствующим трудно понять, что на частной собственности, не добытой честным трудом, далеко не уехать – память народная, жаждущая справедливости, не умирает. Необходимо лишь подождать, время работает на Великое будущее Великой страны, вкусившей запах зачатия настоящего благоразумия, не доведенного до внятного употребления, а наглеющая коррупция и государственное ворье лишь помогает скорее прозреть, что натворили, поставив великую страну… как не надо.
Впрочем, народ есть народ; ему созревать и будущее выбирать и никому больше. Дозреет – построит свой общенародный кибуц еврейского образца и крепкой сибирской общины, не созреет, на китайцев станет горбатиться. Привык он по кругу пятый угол искать, околпачить такого крепким призывом с розовой клюквой… Не выпив нарыгается, что так же привычно.
Не привыкать – своеобразен характер отечественных необъятных пространств, но обычаи, нравы, что давно не лишне признать, – умеет русский мужик долго терпеть, хотя не стоит хвалить и умиляться, а вот по поводу самобытных привычек...
На пользу бы вовремя озадачиться и однажды откровенно сказать – паршивый характерец глухих заброшенных весей. А попросту – сопливо слюнтяйный, уступчивый и соглашательский на трезвую голову, широким жестом рубаху сдернет с груди, отдав ближнему, и скотский, драчливый под забористые мать-перемать, откровенно разбойно-бандитский под рюмку-другую; когда в голове зашумит, а на глаза упадет черная ночь, заранее отойди на обочину. Но все-таки понятный и свой, доморощенный, выпестованный не без помощи вековых усилий великих умов и созидателей этой противоречиво буйной души, во все времена призывавшейся к протестам и неповиновению, но ни разу, ни разу, кроме Ульянова, подобное так и не возглавившей.
Что наше, то наше – эта деревенская простота, ни с чем несравнима в природе! Открытое нечто и в глупости и в истинном просветлении, не то постоянно пьяненькое и омерзительное, с расстегнутой мотней, недавно встречавшееся на каждом шагу за объездными дорогами захолустных городков, не то изредка хмуро трезвое и вновь равнодушно терпеливое… как из далекого прошлого. В добродушном настрое и трезвой этой душе только парить в небесах и под куполом храмов, хотя встречается нечто злобное и ужасающее примитивизмом. Но в целом русская душевность, особенно деревенская, мягкая и отзывчивая. Плохо зная приличную родную речь, перегруженную наивными примитивизмами, придающими ей особенную одухотворенность и необычную святость обычного простофили, неуютно ей, зябко: под начальником тяжело и не сносно, и без начальника… словно без головы.
Советская власть приучила? Да бросьте в сказки играть и еще разок оглянитесь. Что было всего лишь два десятилетия назад, при всем отвращении к насилию и нечеловеческим экспериментам, и что стало, всматриваясь уже в другое насилие тех самых, кому на Руси жить стало лучше? Стране с бескрайними горизонтами, называемой Россией, без небольших семейно-уютненьких поселений, вместо барских усадьб, прилепившимся к речкам-озерам, не выжить. Не тот народ, не те нравы: почему из умствующих и словоблудствующих никто не хочет понять столь незначительного, если уж претендуют на знание русской души, загибающейся на периферии? Как скоро уверуют в эту закономерную неизбежность власть предержащие и рассупонившаяся столичная интеллигенция, заметно поправившая здоровье и забывшая собственные перенесенные неприятности?
Отрабатывают с известной отрыжкой или успевают урвать и насладиться куском пирога, упавшего на халяву?
Что поймут – сомнений нет, котел ведь кипит, варево набухает не на одних философских изысках, жаль, поправить будет не просто; как и то, что придут снова озлобившиеся и оглодавшие – на всех ведь и арктических шельфов не хватит с бесправно-хищнической рыночной свободой во благо немногим и бедствием остальным. Как и с рождаемостью, которая не столько выровнялась усилиями русской женщины, сколько спровоцирована, и производит, в массе своей, не лучшие семена для следующих поколений. Нарождающееся поколение, не знающее ни отцовской твердой руки, дружно осуждаемой на праздных тусовках и телеканалах, ни материнской ласки и сказок вымерших бабушек, приучавших не пугаться чужих страшилок и телеэкранных ужастиков, а любить березки и клены, ромашки и васильки, жучков и паучков, взбирающихся на подоконники древних избенок...
И программу спасения деревни придумают, и огромные деньги (не только в ненасытную Москву, достигшую не то Калуги, не то Смоленска и Березины) станут вкладывать, да утраченного уже не вернуть. Как не вернуть неповторимую суть сельского естества и общности с неповторимым укладом, нравами, привычками, не во всем высоконравственными и безупречными, но испытанные веками и все-таки значительно привлекательней нынешних.
В России жить всегда было трудно. Как утверждал известный сочинитель: «в нашей борделе тяжело жить первые лет пятьдесят-шестьдесят, остальные… намного тяжелей». Страна размашисто-неуютная, но самодостаточная, а дать ума никто толком не может, начиная с Ивана Грозного и кончая сладкоголосыми преобразователями новой волны, которые появляются от случая к случаю, вздымают на дыбы не мерянные пространства и, наворочав, уходят, проклятые и проклинаемые, оставив голыми мужицкие задницы.
Народ тяжелый? Да будь этот народ покрепче стержнем, не заглядывающим в рот очередному голосистому лидеру с юридической специализацией и не кидающийся, как оголодавший окунек на ничтожную подачку… Глуп, как иногда лезет в голову, в сравнении с другими народами, включая евреев и немцев? Но тоже не то, скорее, не дано, учителя и наставники были не те, лишь к бунту призывая, отучен брать судьбу в собственные руки, как было привычным когда-то в общинном зачине и вымеренным. Не сподобился, Господа Бога в молитвах упрашивает снизойти, а тому наплевать.
Как измерять время, расставляющее исторические вехи жизни, в которой оказывается человек, что происходит с его душой? Что было самым важным, промелькнувшим за окном поезда, стремительно унесшего российское общество в новые дали, а что не оставило следа, достойного памяти? Что остается тревогой, а что выровнялось, позволив вздохнуть с облегчением? У каждого свой ответ и своя мерка былого, каждый вышел из него, вступив в привлекательную полосу личных свершений с новыми душевными чувствами и ожиданиями.
Никуда не денешься, и это Россия с несметными ресурсами и подземными кладовыми, и ее новая экономика: пашни в стране по самое не могу, золота-алмазов, нефти и газа, лесов, пресных вод… а собственный беспомощный люд нищей и безземельный, продукты дешевле своих везет из Европы-Америки. Экономика – почти век советской и четверть века постсоветской? Где же она, шустрая курочка, прячущая в потаенных углах золотые яички? Смех, рыба дороже свинины, а про овощи-фрукты, если не вырастишь сам, при убогой зарплате… Бесхозяйственность это, а не экономика, дурдом новых интеллектуалов, кое-чему вроде бы научившихся на собственном опыте, но далеко не шагнувших пока в собственной голове.
Разруху Гражданской пережили, выдержали надрыв Отечественной – земля и малый мужицкий надел выручал, так может задуматься о деревне стоит, как следует, и завершить, чего Советская власть не сумела?
Или попросту снова некому, кроме экранного мельтешения раздевающихся красоток на модных приговорах и надрывно-скотских шоу с поцелуями взасос, отвлекающих от серьезных раздумий о ничтожном чиновничестве, выпендрежном интеллекте, так и не научившемся брать на себя настоящую ответственность за порученное дело?
Умеем, умеем туманить мозги обывательским массам, когда снова все средства воздействия на психику и мужицкий разум в руках людей, нацеленных извлекать собственную прибыль!
Ох, уж эта двулико-пакостная и бесстыдная интеллигенция, утратившая смысл исторического предназначения, кроме разогрева на бузотерство!..
Основатель группы «Ренова» Виктор Вексельберг нарастил состояние на $1,5 млрд до совокупных 18 млрд долларов благодаря заключенному соглашению между «Роснефтью» и ТНК-BP. Благодаря этой сделке, по подсчетам Bloomberg, Вексельберг становится самым богатым человеком России.
Алишер Усманов, с начала марта занимавший первое место в списке самых богатых россиян, теперь отстает от нового лидера на 700 млн долларов.
05.12.2015 10:32